Три великих жизни [сборник 1968] - Вера Михайловна Корсунская

В последней главе ее давалось краткое изложение теории естественного отбора. В свете ее автор подчеркивал роль смерти в природе:

«Она не только охраняет органические формы, — писал он, — от бесплодных неразумных видоизменений и уклонений, возможность которых дана в каждом поколении. Она же, насколько можем мы проникнуть в эти глубокие тайны бытия, созидает эти формы, налагает на них печать видовой индивидуальности, прилаживает их одна к другой и к великому строю неорганических явлений, возводит земную природу по той необозримой лестнице постепенных усовершенствований, которой первые ступени теряются в баснословной дали прошедшего, за безбрежным океаном силурских времен, которой вершина скрыта от нас непроницаемой завесой будущего».

Русский перевод «Происхождения видов», сделанный московским профессором Рачинским, появился в 1864 году.

Многие журналы приветствовали появление его статьями, излагавшими и пояснявшими теорию Дарвина.

В них отмечалось великое значение новой теории, которой предсказывали, что она произведет коренной переворот во всей биологии.

Не прошло и пяти лет со дня выхода в свет «Происхождения видов» в Лондоне, как в России широкие читающие круги были уже ознакомлены с новым учением.

Литературный критик Д. И. Писарев писал о Дарвине в журнале «Русское слово»: «…каждому образованному человеку необходимо познакомиться с идеями этого мыслителя…»

В своей большой статье «Прогресс в мире животных и растений» Д. И. Писарев называет Дарвина гениальным мыслителем, обладающим колоссальными знаниями и широким, глубоко вдумчивым взглядом на всю жизнь природы. «Он открывает не единичный факт… он открывает, — говорит критик, — целый ряд тех законов, которыми управляется и видоизменяется вся органическая жизнь нашей планеты. И рассказывает он их так просто, и доказывает так неопровержимо, и выходит при своих рассуждениях из таких очевидных фактов, что вы, простой человек, профан в естественных науках, удивляетесь постоянно только тому, как это вы сами давным-давно не додумались до тех же самых выводов».

По мнению Писарева, натуралист, желающий изучать законы изменчивости и наследственности, подобно Дарвину «…должен с полным смирением обратиться к тому богатому запасу практического опыта, который собран у скотоводов, у садовников, у огородников и у разных других скромных двигателей материального благосостояния».

Почему? У этих людей «…сырых фактов пропасть, и умение их обращаться с живым материалом доходит до изумительного совершенства…» Разумеется, это относится, — говорит Писарев, — только к тем странам, в которых сельское хозяйство не ведется на «авось», и сельское население не задавлено бедностью, намекая этими словами на бедственное положение русского крестьянства после реформы 1861 года.

«В этой теории читатели найдут и строгую определенность точной науки, и беспредельную ширину философского обобщения, — правильно оценивал критик учение Дарвина, — и, наконец, ту высшую и незаменимую красоту, которая кладет свою печать на все великие проявления сильной и здоровой человеческой мысли. Когда читатели познакомятся с идеями Дарвина даже по моему слабому и бедному очерку, тогда я спрошу у них, хорошо или дурно мы поступили, отрицая метафизику, осмеивая нашу поэзию и выражая полное презрение к нашей казенной эстетике. Дарвин, Лайель и подобные им мыслители — вот философы, вот поэты, вот эстетики нашего времени».

Об открытиях Дарвина Д. И. Писарев говорил: «Благодаря им мы понимаем связь таких явлений, которые мы видели каждый день, на которые мы смотрели бессмысленными глазами и которые, однако, так легко было понять и объяснить себе».

Многие русские люди узнали о теории Дарвина именно от Писарева.

В конце 1864 года в «Отечественных записках», за скромной подписью «К. Т.», появились две статьи, под названием «Книга Дарвина, ее критики и комментаторы».

Это было лучшее изложение теории Дарвина не только в русской популярной литературе, но и в мировой.

В блестящей, талантливой форме читателю предлагался глубокий и тонкий анализ учения Дарвина.

Как возникли все органические формы и почему они так совершенны, — ставит два вопроса К. Т. Он приводит различные факты, убедительно говорящие о единстве органического мира.

Почему же ученые «…спешили разбить его на бесчисленные осколки, утверждая, что между ними никогда не существовало связи»? — спрашивает автор.

Просто и убедительно он рассказывает, что препятствия к пониманию идеи об общем происхождении органического мира были в самой же природе. Виды изменяются постепенно. Человек не замечает этого; наоборот, они кажутся ему постоянными. Он не видит переходов от одного вида к другому. «Идеи единства типа и постепенности в природе, имеющие такое громадное значение при широком взгляде на природу, совершенно разбиваются перед частностями».

Что же на самом деле представляют собой органические существа — единое целое или отдельные явления, не имеющие связи между собой? И дальше следует ясный и простой рассказ о теории естественного отбора.

Эти статьи принадлежали студенту К. А. Тимирязеву.

Были, конечно, в русской печати и враждебные отзывы о Дарвине. Появились и толстые книги антидарвиновского толка. Но не они делали погоду. Прогрессивная часть студенчества, учительства, врачей и других слоев русской интеллигенции горячо приняла идеи Дарвина, проповедуемые с кафедры и со страниц журналов наиболее уважаемыми профессорами и учеными.

Статьями Тимирязева и Писарева о Дарвине зачитывались, как откровением новой веры. Отрывки из них знали наизусть.

Русское общество в лице своих передовых представителей приняло теорию Дарвина очень быстро и восторженно. В 1867 году Академия наук избрала Дарвина своим членом-корреспондентом.

В публике «Происхождение видов» имело большой успех, и уже на следующий год появилось второе издание книги.

Герои романов и повестей того времени нередко читают и обсуждают теорию Дарвина о борьбе за существование и естественном отборе. И подчас как превратно понимают ее! Вот характерная сцена из произведения Мордовцева «Знамения времени».

Молодой богатый купец ездит с поручениями отца по России; он получил высшее образование, читает Прудона, Молешотта, Спенсера, Дарвина и считает себя во всем выше отца, но говорит, что у них «есть общая точка соприкосновения». Это — «политико-экономические понятия о труде и капитале».

— На этот раз мы оба держимся теории Дарвина.

— Какой же именно?